Цитаты и афоризмы на любую тему — Фразочка.ру
Эйнштейн — глубокий мистик и исследователь величественного ожидаемого.
Трагическая насмешка, ирония истории человечества состоит в том, что на всех воздвигаемых людьми алтарях терзали людей и обожествляли животных. Человечество всегда поклонялось не человеческим, а звериным, животным качествам — идолам силы и инстинкта, царям и мистикам, которым нужны именно безвольные, безответные души. Чтобы править миром, мистики внушают людям, что темные эмоции выше разума, что знание приходит слепыми, немотивированными рывками и ему надо следовать так же слепо, не подвергая его сомнению. Цари же правят посредством клыков и когтей, их метод — отнять, их цель — чужое, их сила опирается исключительно на дубинку и пушки.
The tragic joke of human history is that on any of the altars men erected, it was always man whom they immolated and the animal whom they enshrined. It was always the animal’s attributes, not man’s, that humanity worshipped: the idol of instinct and the idol of force—the mystics and the kings—the mystics,
who longed for an irresponsible consciousness and ruled by means of the claim that their dark emotions were superior to reason, that knowledge came in blind, causeless fits, blindly to be followed, not doubted—and the kings, who ruled by means of claws and muscles, with conquest as their method and looting as their aim, with a club or a gun as sole sanction of their power.
Слово «мистика» пришло к нам из Античности. Тогда оно означало «тайна, которая скрыта от всех». Сегодня мистические знания ни для кого не секрет и люди погружаются в них с головой. И только одно до сих пор остаётся неизвестным: что ждёт смельчака за тёмным порогом потустороннего мира.
Я зеркала полюбила с самых ранних лет. Я ребенком плакала и дрожала, заглядывая в их прозрачно-правдивую глубь. Моей любимой игрой в детстве было-ходить по комнатам или по саду, неся перед собой зеркало, глядя в его пропасть, каждым шагом переступая край, задыхаясь от ужаса и головокружения. Уже девочкой я начала всю свою комнату уставлять зеркалами, большими и маленькими, верными и чуть-чуть искажающими, отчетливыми и несколько туманными. Я привыкла целые часы, целые дни проводить среди перекрещивающихся миров; входящих один в другой, колеблющихся, исчезающих и возникающих вновь. Моей единственной страстью стало отдавать свое тело этим беззвучным далям, этим перспективам без эхо, этим отдельным вселенным, перерезывающим нашу, существующим, наперекор сознанию, в одно и то же время и в одном и том же месте с ней. Эта вывернутая действительность, отделенная от нас гладкой поверхностью стекла, почему-то недоступная осязанию, влекла меня к себе, притягивала, как бездна, как тайна.