Цитаты и афоризмы на любую тему — Фразочка.ру

Цитаты и афоризмы на любую тему — Фразочка.ру

Если бы люди не предавали своих убеждений, не отрекались от вер, не изменяли идеалам, не нарушали присяг, не преступали клятв, они б до сих пор жили в пещерах и поклонялись идолам.

Тогда жался Велик к себе, не к кому больше было. Кутался в своё одиночество, как кутался бы в мамино тепло, если бы была у него мама. Одиночество это было ему велико, недетского размера, большое, просторное, тяжёлое; как на взрослого, словно с чужого плеча на вырост ему отдано. У кого были родители алкоголики, тот поймёт, каково ему приходилось, какой он чувствовал грозный простор, какую свободу ужасную, непереносимую для неумелой детской души, ещё не обособившейся. Не научившейся рыскать на холоде и скакать по головам, улавливать, хватать ближних своих и, усевшись им на шею, примостившись у них в мозгу, высасывать из них все соки, отжимать тепло, выгрызать радость. Существо его ещё не выпало в осадок, не окаменело в форме какого-нибудь дундука или ***а, а должно было быть ещё рассеянным, ясным, прозрачным, растворённым, как свет и любовь, в крови и воле кого-то старшего.

Жанна была красива той незабываемой, ни на что не похожей отчасти идиотической красотой, которой отличаются женские портреты фрисландской школы XVI века. Мехмета она увидела месяц назад на рынке, где тот по обычаю своего племени торговал уругвайским хреном. Она что там делала, хрен ли искала, или не искала хрен, а чего другого домогалась, это точно теперь сказать нельзя. Поскольку пошла за чем-то, а когда до рынка дошла, забыла за чем. Получается, за Мехметом сходила. И вот любовь, вот свадьба, вот судьба.

Рассмотрев прошедшие полдня, Велик стал разглядывать забор и дом генерала Кривцова. Он был уже лет пять влюблён в генеральскую дочь Машу Кривцову, девятилетнюю красивую девочку из его школы. Влюблён не любовью ещё, но тревожным, нежным и чистым предчувствием любви. Как будто первый утренний ветер тихо трогал цветы и листья, трогал и затихал. А цветы и листва покачивались и пели, не ведая, что этот слабый ветер — лишь первое движение несущейся сюда ревущей бури, несущей сюда поднятую со всей земли пыль, сорванный с неприбранной жизни сор и надёрганную из неё разную дрянь. Что буря быстро здесь будет, оборвёт листья, ударит по цветам горячим пыльным воздухом, задушит, ошеломит, закружит. И придёт настоящая взрослая любовь с её счастьями и несчастьями, неслыханной радостью и бестолочью, и враньём, скукой.

Предательство — двигатель прогресса. Без предательства нет развития. Если бы Иуда не предал Христа, если бы Пётр не отрёкся трижды от него, не было бы ни Евангелия, ни христианства. Если бы Цезарь не предал Республику, не перешёл бы Рубикон — не стоять бы Риму ещё пятнадцать веков. Если бы Лютер не предал свою церковь, её закон и папу — не было бы величайшего взлёта человеческого духа, Реформации. И плода протестантской ереси — капитализма и демократии. Если бы генералы не предали императора Николая, русская монархия, возможно, величественно гнила бы до сих пор. Если Горбачёв не предал бы свою страну, кто бы рекламировал теперь гламурные баулы и пафосные авоськи Луи Виттона? Если бы люди не предавали своих убеждений, не отрекались от вер, не изменяли идеалам, не нарушали присяг, не преступали клятв, они б до сих пор жили в пещерах и поклонялись идолам.

Люди, люди, для чего вы все? Бывает баба, дура дурой, даром что смазлива, да и то на любителя, голова полая, душа наподобие небольшой коровы. Пройти бы такой бабе по миру мирно, родить бы ей детей, и мужа бы ей бояться, и щи ему варить, ему и детям — и все дела. Но нет, глядите, влюбился в неё какой-то важный гость, забрал себе, и звать его Парис, и начинается Троянская война, и Гомер пишет Илиаду, Вергилий Энеиду, и Эней бежит из Трои к берегам Тибра, и вот — строится уже Рим, сначала один, а за ним второй и третий, нашенский. А бабы той давно нет, и даже не поняла она полою её головой, причиной каких величайших свершений она явилась.

Прошлась печаль по пеплам дней

нежнейшим смерчем.

Я стал богат, как царь царей

в моей коллекции камней

есть твоё сердце.

Глеб подумал, что надо бы сегодня не полениться, найти наконец время и повеситься. Или вот там, на болоте, полынья есть, проезжали — видели, в неё, в неё и сразу под лёд, и плыть подо льдом прочь от полыньи, пока весь воздух не кончится в лёгких, чтоб на обратную дорогу не осталось.

… из его разбитого сердца вылупилась адски жаркая и прожорливая тоска. В считанные часы она выклевала ему всю душу, на месте которой зазияло чёрное пустое пекло, и вымахала из голодного вертлявого гадёныша в толстого огнедышащего дракона. С той ночи эта толстая палящая тоска ни на миг не отпускала, разъедала его и таскала недоеденного между жизнью и смертию, не давая приткнуться ни к той, ни к другой.

Им было хорошо вместе, нравилась эта экономичная любовь с чрезвычайно малым расходом душевных и физических сил. Такая любовь ничего особенного не достигает, но служит долго; смотришь — большие мощные страсти, взревев, взорвались и заглохли, и обратились в лом, а эта, слабая, приземистая, всё пыхтит, всё постукивает сердцами, работает, тащит.