И вдруг посреди красного жара и марева, я припомнил, что мне хотелось узнать, каково это — очутиться внутри пылающего…
И вдруг посреди красного жара и марева, я припомнил, что мне хотелось узнать, каково это — очутиться внутри пылающего угля, и я подумал — ну вот, теперь я знаю, это красный ад. Так почему же мне не страшно?