Цитаты и афоризмы на любую тему — Фразочка.ру

Страх постепенно проходил, уступая место обиде — так, наверное, досадует лисица на свою попавшую в капкан лапу. И вдруг Кейл вскочил на ноги. Еще секунду назад он и шевельнуться не смел, и вот вскочил и закричал, тоже совершенно неожиданно для себя.

— Ну, давай, бей, бей! Я не боюсь!

Его крик тоже растворился в тишине. Адам медленно поднял голову. Не поверите, до чего же много на свете таких, кто ни разу как следует не заглянул в глаза своему отцу, и Кейл был один из них. Радужка у Адама была светло-голубая с темными лучиками, уходящими в пучину зрачка. И где-то там, глубоко-глубоко в отцовских зрачках Кейл вдруг увидел свое отражение, словно оттуда глядели на него два Кейла.

— Значит, я сам виноват… — медленно произнес Адам.

— Любопытная это штука, чувство греховности, заметил Самюэл.  — Если бы человеку пришлось отказаться от всего, что у него есть, остаться нагим и босым, вытряхнуть и карманы, и душу, он, думаю, и тогда бы умудрился припрятать где-нибудь пяток мелких грешков ради собственного беспокойства. Уж если мы за что и цепляемся из последних сил, так это за наши грехи.

— Может быть, сознание нашей греховности помогает нам проникнуться большим смирением. И вселяет в нас страх перед гневом Господним.

— Да, наверно. Я думаю, ощущение собственной ничтожности дано нам тоже не без доброго умысла, потому что едва ли найдешь человека, лишенного этого ощущения напрочь; но что касается смирения, то его ценность понять трудно, хотя, наверно, логично допустить, что муки, принимаемые со смирением, сладостны и прекрасны. Что есть страдание?.. Не уверен, что его природу мы понимаем правильно.

— Писать-то хоть нам будешь?

— Пока не знаю. Нужно подумать. Говорят, чистая рана быстрее заживает. Для меня самое печальное — общаться по почте. Когда близость держится одним клеем на марке. Если не видишь человека, не можешь его услышать или потрогать — его всё равно что и нет.

Перестань!  — крикнул Адам.  — Перестань, будь ты проклят! Не суй носа в мою жизнь! Не обнюхивай точно койот дохлую корову.

— … Разве это хорошо, чтобы жизнь проходила втуне?

— А что мне остается?

— Заново начни.

— Боюсь я, Самюэл, — сказал Адам, обратясь к нему лицом. — Пусть уж лучше так и будет. Видно, нет во мне энергии, или храбрости нет.

— Ты её ненавидишь?

— Нет. Только мутная тоска на сердце. Может, потом она определится в ненависть. Понимаешь, прелесть так сразу обернулась в ней мерзким и жутким. Всё у меня смешалось, спуталось.

— Когда-нибудь мы сядем и разложим это на столе чётким пасьянсом,  — сказал Самюэл.  — Но теперь — теперь у тебя же нет всех карт.

— Наверно, разные бывают степени величия,  — проговорил Адам.

— Не думаю. Маленького величия не бывает. Нет уж. По-моему, перед лицом жизненной ответственности ты один наедине с этой громадой и выбор у тебя таков: либо тепло и дружество и ласковое пониманье, либо же холод и одинокость величия. Вот и выбираешь. Я рад, что выбрал заурядность, но откуда мне знать, какую награду принесло бы величие?

— Кэти, ты с ума сошла! — в ужасе закричал он. — Оставить меня?! Уйти от меня?! Нет, ты так не можешь.

— С тобой я могу сделать всё, что захочу. Как, впрочем, и любая другая женщина. Потому что ты дурак.

Внезапно он понял, что радость и грусть — части единого целого. Храбрость и страх — тоже неразрывны.

Бабы, они все одинаковые. А глава закроешь, так и вовсе разницы не чувствуешь.