Цитаты и афоризмы на любую тему — Фразочка.ру

Найкеле на языке эльфов означает «страдание». Любой, кто пьет добровольно из этой реки, превращается в чудовище. Для меня страдание — не самоцель, скорее музыка, на фоне которой проходит моя жизнь. Музыка, под которую я танцую. Если вдуматься, если присмотреться, если сложить всю любовь, направленную на меня за всю мою жизнь, ее суммарное количество в клочья разорвало бы население небольшой деревни… Впрочем, зачем так жестоко — эта любовь могла бы насытить сотню одиноких женских сердец. Могла бы наполнить чьи-то жизни до краев…»

Женщина ждет. Даже вмерзшая в лед.

Как оловянный солдатик стойкий.

Как сеттер ирландский в охотничьей стойке

Женщина ждет. И никак не поймет:Вечность назад в нашей тихой вселенной

Все повернулось наоборот

И все же с упорством военнопленной

Женщина ждет, что мужчина придет.Нет, он давно не спешит ей навстречу,

Ни в этот, ни в будущий ветреный вечер

Он рук ей своих не положит на плечи,

Но глупая женщина плачет и ждет.

Женщина ждет. Значит, все на местах

Значит, беда никого не коснется

Значит, мужчина уснет и проснется

С детской улыбкой на грешных устах

Он никогда не сумеет понятьПравила этой неправильной жизни:

Мир разлетится в зеркальные брызги,

Если ей вдруг надоест его ждать

Но женщина ждет — в снегопад, в гололед,

И безнадежная боль ожиданья,

Та, у которой ни дна, ни названья,

Даже во сне ей уснуть не дает

Сонное сердце пробито навылет —

Женщина ждет, что мужчина придет

Так подари же ей, господи, крылья

Только за то, что она его ждет…

Я уже походила в шлюхах,

а теперь я побуду строгой,ты один меня станешь трогать

и одну меня будешь нюхать;

говоришь, есть неалкоголики,

у которых побольше кролики?..

Ну, любуйся. Издалека.

Уже не влюблена.

Уже не одинока.

Уже не так юна.

Уже не столь жестока.

И больше не твоя.

И не тобой любима.

Уже совсем не я —

И так непоправимо…

Я хочу заболеть.

Очень сильно. А лучше — смертельно.

Чтобы видеть твой страх.

Чтоб тобой завладеть безраздельно.

Таять воском. Песком

Уходить сквозь любимые пальцы,

Чтобы, жаждой влеком,Ты не мог от меня оторваться.

Чтоб, тоскою томим,

Ты не мог на меня наглядеться.

Чтобы взглядом одним

Поражать тебя в самое сердце.

Чтоб меня на руках

Ты качал, от бессилия плача.

Чтобы видеть твой страх…

Я хочу на подушках горячих,

Разметавшись в жару,

Утопая в багровом тумане,

Обещать: не умру.

А потом — не сдержать обещанья…

Ускользнуть, улететь,

Пасть в разверстую пасть пустоты…

Я боюсь не успеть

Сделать всё это раньше, чем ты.

С деревьями, не верящими в осень,

Прощается последняя листва,

А я молчу. Меня уже уносит

Туда, куда не долетят слова.

И облаков молочная река,

Нас так неотвратимо разлучает.

И я уже почти не различаю,

Как ты зовёшь меня издалека.

Как тает там, внизу, земная твердь…

Я знаю, что пришла пора прощаться

С глазами, обещающими счастье,

Любимыми,

Не верящими в смерть.

Сначала она высыпала свой бисерный смех в круглую жестяную баночку из-под кинопленки и выслала почтой DHL на деревню дедушке. Потом сгребла в охапку душистые разноцветные сны и подарила одному хорошему человеку прямо на улице. Затем пошла на вокзал, сняла ячейку в камере хранения и оставила в ней до лучших времен свое желание в хрустящем пакете, перевязанном ленточкой. Настроения, которых был полон шкаф, сложила в сундук, аккуратно пересыпав нафталином, и оставила себе только одно, самое серое, дорожное. Настал черед привычек: каждая из них была помещена в стеклянный флакон с притертой пробкой, флаконы выставлены в кофр, изнутри обитый бархатом, а кофр забыт в парикмахерской. Она съела свою улыбку за завтраком, посыпав корицей, между ложкой творога и сдобной булочкой. Нерожденные поцелуи раскрошила из окна голубям. Сохранила голос на Диск 3,5 (А:) и выбросила черный пластиковый квадрат со скошенным уголком, не церемонясь, в мусоропровод. Свое легкое яблочное дыхание выпустила в воздушный шар и долго-долго смотрела, как он тает в вечернем небе. Потом присела на дорожку, молча, сонно, равнодушно. Закрыла глаза, вспыхнула белым и исчезла.

Если у вас дома есть женщина, посмотрите, может, она не вся…

Я пропитана, вся пропитана алкоголем и сигаретами, одинокие спят одетыми, а бывает и неумытыми.

А бывает, совсем не спят они, на постелях своих распятые, и баюкают, будто спятили, телефонные номера.

Эти судороги сердечные — бесконечные, бесконечные, никакого вам нах*й завтра, никакого в п*зду вчера.

Чем старше я становлюсь, тем более мрачным рисуется мне моё детство. На самом деле, наверное, всё было не так уж плохо, потому что сравнивать было не с чем. Я тоскую только о том ощущении времени, которым обладает ребёнок. Жизнь кажется необозримо долгой, и ни на секунду не сомневаешься в том, что сможешь достичь всего, чего тебе хочется.

Одеваться в черное. Плакать чёрным. Это так по-бабьи — и так по-вдовьи. Все-то разное с ней у нас, кроме цвета глаз, но мои — оленьи, её — коровьи. Ну зажми мне рот чем-нибудь, давай, перекрой невидимый кровосток, а не можешь губами — хотя бы дай, чёрт с ним, свой носовой платок. Ты не знаешь, как я до тебя жадна, я бы выпила, съела тебя одна, я б зажмурясь вылакала до дна, под язык, подкожно и внутривенно, беспощадно, яростно, откровенно. Только, видно, третий закон Ньютона чтим тобой превыше других законов, и поэтому с равной ответной силой ты всегда стремишься к чужому лону, и кого-то еще называешь милой, и целуешь чьи-то глаза коровьи, а мои уже заливает кровью, я не знаю, чем закрыть эту рану, я не знаю, сколько еще осталось. Я, наверно, слишком рано сломалась. Я, наверно, больше уже не встану. Я, наверно, стану бескровной куклой — белый воск, шелка и холодный бисер — или просто вся распадусь на буквы бесконечных этих надрывных писем, что летят, летят, как стрела без цели, всё летят, сливаясь с лазурной высью, в изумительные акварели, между звезд летят и планет, конечно, и других прекрасных небесных тел, всё летят — и это продлится вечно.